Сергей Шведов - Негрский старорус[СИ]

Она гаркнула привычный приказ охранникам с палками, те разогнали безжалостными ударами любопытную толпу и подвели к ней Лопсяка. Он с опаской заглянул ей в глаза. Малаша демонстративно отвернулась и выпятила губы, чтобы больше походить на настоящую негритянку, наверное. Подбоченилась и глянула на него свысока и искоса.

«Прямо–таки как деревенская русская баба», — ухмыльнулся про себя Лопсяк, а вслух спросил по–португальски:

— Не прогонишь, Малаша?

Она еще важней надула губы и даже щеки, но долго важничать не смогла и улыбнулась во всю ширину дородной морды:

— Ты мой хозяин.

— И на том спасибо, родная.

— Но в деревне хозяйка я!

— Как дети? — все еще неуверенно спросил Лопсяк, так и не снимая рюкзака, который своими лямками нещадно давил мокрые от пота плечи.

— Ты уже многажды дед — всех переженила.

— Даже Зинку? — всполошился Лопсяк.

— Н’Зинге уже тринадцать, — строго напомнила Малаша.

— А где они все?

— В городе. Тут грамотным делать нечего.

— Не думала меня живым увидеть?

— Знала, что ты живой, — уверенно ответила Малаша. — Знала, что ты приедешь.

— От кого?

— Наворожила.

— Старая колдунья?

— Нет, я сама теперь главная колдунья. Старую духи к себе забрали.

Она снова улыбнулась и с простодушностью дикарки притянула его к себе за уши, чмокнула и усадила рядом на трон (бревно, покрытое леопадовой шкурой), который тут же облепили чернокожие ребятишки.

— Внучата, — с нежностью прищурилась Малаша на стриженые головенки.

— Я сниму рюкзак, Малаша? — неожиданно для самого себя спросил разрешения Лопсяк.

— Снимай и все остальное — сегодня просто пекло.

— А где мне помыться?

— Потом освежишься. Сейчас в деревне праздник будет.

Она щелкнула пальцами — застучали барабаны, и согнутые в три погибели танцоры с копьями пошли выбивать пыль из деревенской площади.

— В честь чего праздник?

— В честь прихода белого хозяина.

В первый же день Лопсяк написал письмо в боливийскую общину, поведал родным о гибели Хуана — Вани. Он совсем не ожидал ответа, но тот пришел всего через месяц. И не только. Старорусы из Боливии, Аргентины, Канады и Австралии быстро списались с ним. Письма были витиеватые, хитроватые, но в конце сходились к одному и тому же вопросу: есть ли в общине у учителя веры Романа неженатая молодежь?

И что тут ответишь? У него и общины–то нет, руссковерующей молодежи и подавно. Вот когда из Бразилии к ним в деревню переселился учитель старорусской веры дедок Пофнутий, Малаша разрешила эту проблему с чисто африканской веротерпимостью — как главная колдунья, «разженила» своих белых сыновей с африканками, определив их служанками в новые семьи мужей. А сыновей женила на прибывших русоверках. Так что никаких конфликтов с родственниками у бывших невесток не случилось. Многоженство в ее деревне — дело обычное. Родственникам бывших жен важнее всего, чтобы дочери остались жить в доме хозяина и не забывали делать родне подарки. Точно так же она поступила и со своими дочерьми, только бывших черных мужей при них не оставила, а заново женила их на подросших черных девочках, подарив каждой невесте богатое приданое.

Вероучитель Пафнутий после долгих нравоучительных бесед на солнцепеке (Малаша никогда не пряталась в тень) окрестил ее, всех детей и внуков. Теперь в деревне всем заправляла не колдунья Малавила, а мать Матрена.

А через пяток лет в глухой мозамбикской деревне среди португальско–малавийской мешанины стала слышна и русская речь — начали вовсю щебетать подросшие внуки Матрены от старорусских невесток и зятьев. И Лопсяк звоном колокольчика открыл для детей «Школу русской жизни» под развесистым деревом.

Старого интуриста Рамона Лопеса не довезли на сочинской «скорой» до больницы.

— Умер с улыбкой на губах, как попы говорят — умиротворенный. И сам из попов, наверное. У него крест на груди.

— Не расслышала, что он вам пропел перед смертью, доктор? — спросила медсестра. — Псалом из церковного репертуара?

— Нет, что–то из старинного, советского, типа: «Вернулся я на Родину… шумят березки встречные… я много лет без отпуска служил в чужом краю».

Конец